Сегодня сочельник и по этому поводу она решила устроить прием. И не просто прием, а почти бал, на который придет почти весь парламент Великобритании и сама Королева. Именно из-за последнего фактора сер Хеллсинг хотела, чтобы все прошло идеально. Без Волтера, конечно, было сложно, но делать нечего. Ко всему прочему в семье Хеллсинг появился новый дворецкий – Стенфилд. Он был молод и еще неопытен, но со своей задачей справлялся хорошо.

Почти все было готово: оркестр должен прибыть через полчаса; официанты уже здесь и готовы работать; повара тоже в полной боевой готовности на случай непредвиденных обстоятельств; охрана замаскирована на всякий случай. И все вроде бы хорошо, но тогда откуда такое волнение? Может именно из-за королевы?

-Сер Хеллсинг, — в дверь робко постучала Серас и осторожно вошла. Она была еще не одета, но волосы уже убрала в высокую, насколько это возможно с ее стрижкой, прическу, а на лице легкий макияж.

-Да, Серас, — закуривая очередную сигару, позвала Интегра полицейскую.

Рядом с девушкой материализовался Бернадотте в своем обычном военном облачении и глупо улыбнулся.

-Сер Хеллсинг, можно сегодня меня будет сопровождать капитан? – почти жалостливо, молящее спросила Виктория, ощущая себя не в своей тарелке.

У Интегры не было никакого желания сегодня отказывать кому-то, но чтобы немного понервировать Серас, она долго смотрела сначала на нее, потом на Пипа, который в это время обнял девушку за талию и прижал к себе. Они хорошо смотрелись вместе и, судя по тому, как оба выглядели, были счастливы. И в тайне от всех, даже от своего сердца, Интегра завидовала им… но не так, как завидуют те люди, недовольные своей жизнью, зависть Интегры было белой… и, думаю, даже пушистой.

-Хорошо, — выдохнула она и развернулась в кресле к окну. – Только пусть как-нибудь оденется, чтобы было не стыдно на глазах показаться.

Откуда-то сбоку послышался смешок. Алукард все еще был в кабинете и наблюдал за сложившейся ситуацией. Сейчас даже он не нервировал, как обычно. Было легко и спокойно как никогда, а приближение вечера только поднимало настроение. Интегра отпустила своего слугу и тот, просочившись через пол, наверное, ушел к себе в подвал.

Прошло уже три года после окончания войны. И за эти три года практически ничего не изменилось, кроме присутствия малого количества людей в особняке и отсутствия Волтера. Зато стало спокойней. Виктория больше не скандалит по поводу и без повода, не противилась и спокойно пила медицинскую кровь. После падения Миллениума прибавилось работки, ведь некоторые вампиры смогли сбежать в ту роковую ночь, и их нужно было уничтожать. Это не было проблемой. Она заключалась в другом. Что-то надломилось в душе Интегры, и странная тяга к собственному слуге совсем ей не нравилась. Посылая его на задания, она готова была использовать любой глупейший довод, чтобы узнать как он и что с ним. И это не нравилось еще больше.

Часы пробили пять вечера. Через два часа прибудут первые гости, и до этого времени нужно было бы еще приготовиться самой: сделать прическу, накраситься и надеть платье. Не то, чтобы Интегру волновал ее внешний вид. Но по какой-то неведомой ей самой причине хотелось быть сегодня красивой. Один единственный день, но хотелось.

***

Время почти пришло. Первые гости уже стояли в гостиной и разговаривали друг с другом. Серас и Пип были там и старались развлечь всех. У Бернадотте получалось не очень, военное прошлое давало о себе знать, и с тем о мировом финансовом рынке вояка начинал засыпать, зато, если рядом упомянут о войне где-нибудь, он быстро включался в разговор. Виктория, казалось, создана для вот таких светских приемов. Она была со всеми мила, обходительна, смеялась над шутками, даже, если они были не смешные.

Играл оркестр. Между людьми ходили официанты. У окон и дверей стояла охрана. Все было идеально. Именно так, как того и хотела Интегра.

Часы протяжно бьют семь, и с последним боем на лестнице появляется хозяйка бала. На ней бежевое платье в пол подчеркивающие все достоинство фигуры со скромным декольте. Волосы убраны в высокую прическу, а макияж подчеркивает красивое очертание аристократичного лица. И, кажется, само время замирает с ее появлением, а реальность испугалась и спряталась среди гостей.

Интегра спускается медленно, но не потому, что хочет произвести впечатление, просто на каблуках очень сложно двигаться. И когда полпути уже пройдено, ей протягивает руку мужчина в черной рубашке и белых перчатках. Он улыбается ей не так, как привык, а вежливо, приятно, заставляя Интегру насторожиться, несмотря на то, что Алукард беспрекословно выполнил приказ хозяйки. На него действительно было приятно смотреть.

Несмотря на подозрения, девушка вложила свою руку в ладонь слуги и, наконец, сумела расслабиться. Бывший граф поддержал ее в самый нужный момент – когда ноги практически отказывались стоять.

-Вы прекрасно выглядите, — шепнул он на ухо Интегре, подхватывая ее под руку и позволяя на себя опереться.

В этот момент в зал вошел прыткий паренек и громогласным голосом объявил, что прибыла Королева-мать Великобритании. Все почтенно склонились в приветственном поклоне, когда на пороге появилась миниатюрная старушка с белесыми волосами и маленькой сумочкой в руке. Рядом с ней шел молодой человек и помогал ей, если что-то ему не понравится. Он так же помог сесть ей в кресло.

Интегра с Алукардом подошли к ее величеству в полной тишине. Оркестр дружно стоял, держа в руках свои инструменты, гости молчали, наблюдая за происходящим. Интегра сделала реверанс, а вампир медленно поклонился с невозмутимым лицом.

-Мне очень приятно видеть вас на своем празднике, — проговорила девушка, привлекая к себе внимание королевы.

Легкая улыбка благодарности и уважения тронула морщинистые губы старой леди. Глубокие синие глаза смотрели на Интегру так, как может смотреть только мать на своего ребенка, заставляя девушку немного покраснеть от смущения. Мудрый взгляд скользнул по наряду сера Хеллсинг.

-Ты сегодня так прекрасна, Интегра, — хрипло проговорила она и посмотрела на Алукарда, который после слов о прекрасном наряде госпожи улыбнулся. – Алукард, сегодня ты ее кавалер на весь вечер, так что постарайся быть хотя бы сегодня настоящим джентльменом.

-Конечно, ваше величество, — стукнув каблуками ботинок и наклонившись, заведя левую руку за спину, ответил вампир, а потом протянул правую своей хозяйке. Интегра приняла ее.

И снова улыбка расцвела на губах королевы, глядя на эту пару. Вампир и человек вместе. Вампир – слуга. Человек – хозяин. Это уже было небольшой комедией, но смеяться никто не спешил, потому что вместе с комедией это была еще и драма. И драматизма в этом спектакле намного больше.

Оркестр снова заиграл, а вокруг старушки столпились люди, обсуждая с ней политику страны. Она нехотя отвечала, стараясь не уснуть. Ей все казалось настолько скучным, что оставалось только изобразить духоту и легкое недомогание, как молодой человек, находящийся всегда рядом, разгонял всех этих офисных крыс, позволяя спокойно понаблюдать за Интегрой и Алукардом.

Сейчас они танцевали под мелодичную медленную музыку. Вампир спокойно держал хозяйку за талию, а она опиралась на его плечо… именно опиралась, и это было видно невооруженным глазом. Ноги, за многие годы привыкшие к удобной и практичной обуви, просто отказывались от туфлей на довольно высоком каблуке. Этот вечер оказался началом личной пыткой для Интегры.

***

Последние минуты. Осталось подождать совсем немного. Когда уйдут последние гости, когда Стенфилд последний раз за вечер закроет дверь, можно будет выдохнуть и расслабиться. Бернадотте завалится на первый диван и уснет, выдавая очень громкие храповые сонеты. Виктория его хорошенько тряхнет, чтобы проснулся, но это окажется бесполезным, поэтому плюнет на это бесполезное дело и отправится отдыхать. Алукард, наверное, громко… очень громко выругается на румынском и заменит черную рубашку плащом и шляпой, потом просочится через пол к себе в подземелье и уляжется в гроб. А Интегра снимет адские туфли и прикажет Стену их сжечь.

Хлопок двери. Как по сигналу Пип заваливается на диван и начинает громко храпеть. Серас ругается, а потом уходит в свою комнату. Вот только Алукард так и остается стоять рядом с хозяйкой, а Интегра не спешит снимать каблуки. Сил больше нет даже на то, чтобы просто стоять на одном месте, девушка беспомощно падает в руки вампиру и тяжело дышит. Как же она устала.

Ему не нужно больше ничего. Алукард просто берет хозяйку на руки и несет в ее комнату под удивленные взгляды охранников и официантов, которые начали убирать зал. Он кладет ее на кровать и снимает туфли. Ноги немного отекли.

-Алукард, напомни в следующий раз мне надеть кеды!

Вампир смеется, наблюдая за тем, как Интегра задумчиво смотрит в потолок, но неожиданно он  встает и, когда от пола уже пошлее легкое красное свечение, Интегра берет его за руку, прося остаться ненадолго. Алукард снова садится рядом с ней и убирает из волос шпильки, чтобы распустить прическу. Хозяйка смотрит на него, не отрываясь, почти не моргая, и все еще держит одну руку.

Граф бросает печальный взгляд в окно и снова поворачивается в девушке.

-Скоро рассвет… — шепчет он прямо ей на ухо.

-Я знаю, — и целует его. Легко и преданно, словно распятие.

Поцелуй длится недолго. Первые лучи солнца появляются на горизонте и Алукард уходит, оставив на губах Интегры легкое чувство недосказанности.

***

Прошло уже три дня. Алукард снова залез в свой плащ, надел шляпу и очки. На губах остался тот же надменный оскал… и это до чертиков раздражало сер Хеллсинг. Она не говорила ему ни слова по этому поводу, потому что что-то внутри не позволяло, а голос странно дрожал, когда рядом находился вампир. Скрывать это было сложно, но все-таки получалось.

Стен, по приказу Интегры, все же сжег туфли, хотя Виктория просила ее этого не делать, сопровождая свою триаду солями, слезами и провокациями, но «стальную леди», которая привыкла, что как она сказал, так и будет, это не трогало. Серас потом целый вечер ходила «поникшая». Бернадотте постоянно появлялся рядом и пытался ее развеселить и к середине ночи нашел нужный способ, который оценил даже Алукард, готовый прибить этих двух идиотов уединившихся в комнате Серас и не дающих бедному вампиру нормально выпить.

Интегра не разделяла всеобщего энтузиазма из-за больных ног, но периодически она про них вообще забывала, ощущая на губах все тот же привкус недосказанности оставленный Алукардом…

Что он хотел сказать? Что хотел рассказать ей? Почему в голове столько вопросов? Почему именно с ним судьба свела их? И снова одни вопросы… и снова неизвестность, которая похожа на пытку.

И больше уже не вытерпеть. Больше нельзя терпеть. Нужно что делать и с собой и с тем, что у нее в душе.

***

В подземелье, как обычно темно, холодно и сыро. На стенах в подсвечниках горели свечи, совсем немного разгоняя окружающую тьму, которая все равно заявляет свои права на это место. В самой середине стоит высокое жесткое кресло, а рядом с ним небольшой деревянный столик с лежащими на нем очками и наполовину пустым бокалом вина. Сразу за креслом стоит черный гроб, отполированный почти до блеска, а на крышке белой краской написано алхимическое описание Меркурия.

Алукард там. Он не спит, вновь и вновь возрождая в голове ту Интегру, которая три дня назад спускалась по лестнице в длинном бежевом платье с красивой прической, макияжем и в туфлях, из-за которых ходить очень сложно. Он вспоминал, как они танцевали вместе и он не мог оторвать от нее взгляд, как она немного устало пила шампанское, но особенно запомнилось то, как она облегченно упала ему в руки… и ее поцелуй.

Снова и снова голова наполнялась именно этим моментом. Мягкие губы легко скользят по губам вампира, вытягивая из сердца самые нежные, прекрасные ощущения, неведомые ныне, или забытые. Это сводит с ума, заставляя странное тепло разливаться по телу, а душу дрожать от волнения в предвкушении новой встречи. И целый день в одиночестве кажутся пыткой. Целый день быть запертым в тесном гробу не ощущая жизни, не ощущая тепла и света молодой неопытной души девушки, оказавшейся маленьким мотыльком, такой же невинной и беспомощной в жестокости мира и несправедливости всей жизни. И неожиданно сильно хочется подарить этому мотыльку покой и счастье, но вместе с тем и наслаждение.

Мгновение, и крышка гроба медленно отъезжает в сторону, а Алукард понимает, что после таких теплых и нежных воспоминаний он уже в своем пыльном плаще. На нем черная рубашка, в которой он прибывал на балу.

Шорох у входа заставляет отвлечься. Уже рефлекторно рука с Касулом резко поднимается в сторону источника шума, но вместо недоброжелателя на пороге стоит хозяйка… Но это не та Интегра, которую все привыкли видеть. Это сама страсть и желание. Легкая шелковая ночнушка открывает бледные плечи и еле скрывает обнаженное под ней тело; короткая длинна оголяет красивые стройные ноги. На щеках играл легкий, почти незаметный румянец, а в не скрытых очками голубых глазах была решимость.

Пистолет с глухим звоном упал на каменный пол. Алукард встал и, пойдя в девушке, взял ее на руки. Все было словно во сне. Он не мог поверить, что сейчас держит на руках человека, который сам к нему пришел за своим сердцем. Но верить в то, что происходящее сейчас с ним является правдой, было очень сложно, казалось, что еще через мгновение он проснется в своем гробу, и снова вокруг будет только тьма и одиночество.

Вампир уже сидел в своем кресле, держа на коленях хозяйку и вдыхая такой настоящий живой запах ее кожи, прижимая к себе настолько крепко, чтобы не потерять и не упустить никогда. А она нежно гладит его по голове, отзываясь на прикосновения Алукарда каждой клеточкой своего тела. Это сводит обоих с ума. Он хочет быть только ее, быть рядом, делить с ней все печали… и не желает быть больше один. Это было пыткой, но с ней она закончилась.

Интегра, перебирает черные, как смоль волосы и ловит кожей каждый вздох вампира. Каждым закоулком своего сердца, каждым уголком души она желает только его и поэтому, поднимая рукой его голову, целует… пылко, страстно, со всей отдачей.

И это невозможно описать. Это противоположности… два существа, избавившиеся от своей пытки. Два существа умеющие любить, но слишком долго находившиеся в неведении. И между ними невидимые нити инструмента любви – арфа, натянутая до предела, которые перебирает заядлый меломан – жизнь, играющий симфонию страсти. Даже смерть не разлучит их. Никогда.

И два сердца бьющиеся в унисон, неловкие, робкие движения и прерывистое дыхание превратятся в музыку и новая мелодия соскользнет с таинственного инструмента, но она будет отличаться от всего, что было с двумя потерянными душами до этого. Это не будут страсть… это не будет любовь… это нечто большее! Нечто настолько прекрасное и захватывающее, что реальность навсегда остановится… что ни смерть ни жизнь не посмеют прикоснуться к этой связи. И судьба перестанет играть в карты… и два существа… два вампира будут жить. И они, наверное, будут единственными вампирами, способными любить, освободившимися от своих пыток…